Полковой командир, в ту самую минуту, как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что́ случилось что-нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста-полковника и свою генеральскую важность, а главное — совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись
за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпа̀вших, но счастливо миновавших его пуль.
Неточные совпадения
Несмотря на эти уговоры, о. Сергей с мягкою настойчивостью остался при своем, что заставило
Луку Назарыча посмотреть на попа подозрительно: «Приглашают, а он кочевряжится… Вот еще невидаль какая!» Нюрочка ласково подбежала к батюшке и, прижавшись головой к широкому рукаву его рясы, крепко ухватилась
за его руку. Она побаивалась
седого сердитого старика.
Зазвенел тугой татарский
лук, спела тетива, провизжала стрела, угодила Максиму в белу грудь, угодила каленая под самое сердце. Закачался Максим на
седле, ухватился
за конскую гриву; не хочется пасть добру молодцу, но доспел ему час, на роду написанный, и свалился он на сыру землю, зацепя стремя ногою. Поволок его конь по чисту полю, и летит Максим, лежа навзничь, раскидав белые руки, и метут его кудри мать сыру-земли, и бежит
за ним по полю кровавый след.
За опричниками ехал сам царь Иван Васильевич, верхом, в большом наряде, с колчаном у
седла, с золоченым
луком за спиною. Венец его шишака был украшен деисусом, то есть изображением на финифти спасителя, а по сторонам богородицы, Иоанна Предтечи и разных святых. Чепрак под ним блистал дорогими каменьями, а на шее у вороного коня вместо науза болталась собачья голова.
— Что ж это ты делаешь? — закричал Назаров, хватаясь
за грудь. — Бей их, ребята, — проговорил он и, шатаясь, повалился на
луку седла.
Качаясь в
седлах, мимо проскакали два всадника с винтовками
за плечами. Через несколько минут, догоняя их, еще один промчался карьером, пригнувшись к
луке и с пьяной беспощадностью сеча лошадь нагайкою.
Верхом на вороном коне, с чепраком, блиставшим дорогими камнями, с болтавшеюся на шее коня собачьею головою вместо пауза, одетый в «большой наряд», с золоченым
луком за спиною и с колчаном у
седла, он стоял на лобном месте среди спешившихся бояр и опричников.
Здесь конюх поднял глаза к небу, чтобы благодарить его
за что-то, расстегнул вьюк, положил куверт с крошками рассыпавшейся печати на прежнее место и, опять застегнув вьюк, перевернул его вместе с
седлом на бок лошади; потом вынул из чушки [Чушка — кожаная кобура для пистолета, прикрепляемая к передней
луке седла.] пистолет, разрядил его бывшим у него инструментом, положил его по-прежнему, высек огонь из огнива, которое имел с собою, прожег и разодрал низ чушки.